Синдром главного героя (MCS) в психологии
Поскольку я психолог-философ и поэтому плохо расстаюсь с идеями — особенно с идеями, на которые нет хороших ответов, — моя близкая связь со знаменитостью на YouTube заставила меня задуматься о других проявлениях того, что стало называться «синдромом главного героя» (СГГ) или, что, возможно, ещё более досадно, «энергией главного героя». Это не клинический диагноз, а скорее способ позиционирования себя по отношению к другим, популяризированный рядом социальных сетей. MCS — это тенденция рассматривать свою жизнь как историю, в которой ты играешь главную роль, а все остальные — в лучшем случае второстепенных персонажей. Только взгляды, желания, любовь, ненависть и мнения главного героя имеют значение, в то время как мнения других второстепенных персонажей отодвигаются на периферию сознания. Главные герои действуют, а все остальные реагируют. Главные герои требуют внимания, и остальным из нас лучше повиноваться.
Вы, вероятно, слышали о поведении МС – или, возможно, даже были свидетелями этого онлайн или лично. Тиктокер и ее последователи физически отталкивают неудобных статистов, «портящих» их селфи, а затем публикуют свои жалобы в социальных сетях. Мужчина в переполненном метро смотрит громкую спортивную трансляцию без наушников, игнорируя просьбы других пассажиров сделать звук потише. Это не просто грубость: в узко ограниченном мире главных героев все остальные — всего лишь незначительные призраки, случайно вторгшиеся в их пространство. Подобно шахматным фигурам или, возможно, аниматронным фигурам, у нас есть свобода действий только в развитии истории ведущего. На современном языке мы неигровые персонажи (или NPC) — термин, возникший в традиционных настольных играх для описания персонажей, управляемых не игроком, а скорее «хозяином подземелья».
В видеоиграх NPC — это персонажи с заранее определенным (или алгоритмически детерминированным) набором поведения, контролируемым компьютером.Вместо агентов с волей и намерениями, NPC помогают ведущему в его поисках, пересекаются с ведущим заранее заданными способами или просто хранят молчание – своего рода реквизит или, возможно,мебель в форме человека, часть декораций. Другой способ взглянуть на неигровых персонажей — представить то, что философ Дэвид Чалмерс называет философским зомби, или пи-зомби,существо, которое, хотя физически идентично нормальному человеку, не обладает сознательным опытом. Если п-зомбисмеется, это не потому, что он находит что–то забавным — его поведение чисто имитирует реального (главного героя!) индивидуума. Для кого-то, убежденного в своей идентичности MC, остальные из нас, возможно, просто зомби.
В то время как «п-зомби» Чалмерса — это часть философской гипотезы, касающейся природы разума и сознания, нефилософский взгляд на людей как на неигровых персонажей вызывает серьёзное беспокойство с моральной точки зрения. Я много лет преподавал и писал на темы этики и моральной психологии, и одна из главных идей, которую я пытался объяснить и сделать более наглядной, заключается в том, что мораль — это то, что мы делаем вместе, что наши представления о том, кто мы такие, требуют активного участия друг друга, и что эмпатическая открытость не только по отношению к моральной ответственности друг друга, но и по отношению к эмоциональным состояниям друг друга, занимает центральное место в нашем общем жизненном мире. Мы должны воспринимать других людей как полноценных людей и взаимодействовать друг с другом как нравственные существа, чтобы понять, кто мыи кто мы по отношению к другими к миру.
Но повествование от лица главного героя отрицает все эти возможности. Оно разрушает представления о людях как о существах, по своей сути связанных друг с другом и взаимозависимых, и представляет угрозу для двух важных аспектов человеческого бытия: во-первых, это связь с другими людьми, во-вторых, это любовь.
В ответ на возражения, что мои опасения — это просто несовпадение поколений, когда запутавшийся представитель поколения Xне понимает точку зрения поколения Z, я предполагаю, что MCS опасен именно потому, что он не является преходящим увлечением и не ограничивается политической точкой зрения какого-то одного поколения или социальной группы. Его влияние распространяется далеко за пределы TikTok и наблюдается в деловом мире, научных кругах и в коридорах власти.
Как философ и нарративист, я безоговорочно поддерживаю точку зрения, что личность — это то, что мы создаём вместе с помощью совместных историй. Что такое нарратив? Короче говоря, это всё, что можно прочитать, сказать, услышать, написать, увидеть или выразить каким-либо другим способом, и это, безусловно, включает социальные сети. Рассказывая истории, мы создаём и раскрываем себя такими, какими мы себя видим; слушая истории других, мы помогаем формировать и поддерживать их как личностей. Таким образом, истории лежат в основе того, как мы воспринимаем мир и своё место в нём, и с их помощью мы можем сделать себя понятными самим себе и другим с моральной точки зрения.
И здесь мы также сталкиваемся с проблемой. Оставляя в стороне критику внутри самой философии нарративного взгляда на мораль как эпистемически ненадежного и без каких-либо основополагающих принципов, есть также опасения, которые имеют более непосредственное отношение к нашей текущей теме: если социальные медиа — это своего рода нарратив,могут ли нарративисты, такие как я, защищать его на тех же основаниях, что и другие нарративные способы понимания себя и мира? И если ответ ‘да’, то почему я трачу все это время на беспокойство о синдроме главного героя и его многочисленных историях?